Точно так же вполне привычным и понятным выглядит то, как скудно и через силу правительство выделяло средства на поддержку граждан и бизнеса. Скорее удивляет, что хоть какие-то меры были приняты, могли бы вообще ничего не давать (а могли бы и бритвой по глазам, и тоже бы никто не возмутился, кроме каких-нибудь либералов-русофобов). Правительство даже и не подумало распечатать свой знаменитый фонд национального благосостояния, который за этот год, напротив, только увеличивался в размере. И да, вопрос о том, что же такое должны произойти, чтобы эту кубышку начали расходовать, становится всё более злободневным, но, подозреваю, ответить на него не может никто, даже наши финансовые власти. Фонд благосостояния, похоже, превращается в фетиш, которым надо гордиться, которому надо приносить жертвы, то есть непрерывно пополнять всеми возможными способами, но нельзя использовать.
Пандемия ударила по российской экономики как изнутри, так и снаружи – нефтяные цены резко просели, да ещё и вдобавок сократился физический объём поставок, и хотя к концу года произошло некоторое восстановление, но сколько займёт восстановление экспорта хотя бы до масштабов 2019 года, неизвестно. Впрочем, российская экономика отреагировала на это привычным ослаблением рубля и снижением уровня жизни населения (добавившемуся к последствиям пандемии и карантинов). Но опять же, постепенное падение уровня нефтяной ренты – это долгосрочная тенденция, равно как и сопутствующая ей девальвация, и падение уровня жизни. В России по этому поводу, похоже, выработался определённый консенсус – все понимают, что экономический рост в современных условиях невозможен, и главной задачей властей остаётся плавное снижение уровня экономического развития и такое же плавное снижение располагаемых доходов населения, таким образом, чтобы люди успевали привыкнуть, и чтобы при этом снижение приходилось на рядовых граждан, а элиты сохраняли тот же уровень богатства или хотя бы близкий к нему.
В политической сфере в этом году продолжалось усиление репрессий в отношении оппозиции, а заодно и всех организованных сообществ, не подконтрольных государству. Парадоксально сотрися: официальная пропаганда настойчиво твердит о том, насколько так называемая оппозиция маргинальна, никому не интересна и не важна, при этом затрачивает огромные усилия на её преследование, слежку, уголовные и административные дела, переписывание законодательства с целью углубить и расширить возможности по контролю и давлению на неугодных, попутно окончательно разрушая и без того на ладан дышащую юридическую и правоохранительную систему и не останавливаясь перед совсем уж откровенным беспределом.
В минувшем году самыми громкими и показательными событиями такого рода стали самосожжение Ирины Славиной и отравление Алексея Навального. Случай с Ириной Славиной показывает, что и без уголовного дела, одним только административным давлением можно довести человека до самоубийства, и много говорит о печальном положении независимой прессы и активистов в провинции. Власти изобрели удобный способ бороться с теми, кто им противоречит, достаточно объявить человека оппозиционером (или иностранным агентом), и можно делать с ним всё, что угодно. История же с Алексеем Навальным вышла совсем уж безумной. Кому и зачем потребовалось его травить, да ещё и таким сложным, вычурным способом, с привлечением ФСБ и боевого отравляющего вещества, так и остаётся загадкой, но в результате вышло и позорище для спецслужб, проявивших поразительную халатность, что позволило вычислить их команде обычных аналитиков информации (хотя, с другой стороны, а зачем стараться, когда всё равно прикроют при любом проколе), и для международной репутации России. И вишенкой на торте стала откровенно гопническая реакция власти в стиле «хотели бы – убили», тоже, впрочем, уже вполне характерная и привычная.
Вообще, печально наблюдать, как российская элита сжилась с образом школьного хулигана, творящего всякие пакости, при этом настолько тупого, что всё время попадается, и над которым можно вовсю потешаться, зная, что ответить всерьёз он всё равно не сможет, разве что будет орать в ответ что-нибудь обидное и бомбить Воронеж. Наверное, да, требуется мировому сообществу такая фигура – одновременно и отвратительная, и жалкая, и мощная, так что надо кому-то играть эту роль, одно время на этом поприще выступала Северная Корея, но там масштаб не тот, а вот Россия куда как более удачно вписалась в роль. Интересно, сможет ли она когда-нибудь от неё отказаться, и что для этого потребуется.
Усиление политических репрессий в прошедшем году, так же как и в предыдущие, сопровождалось закономерным распадом всего правового пространства, потому что да, так не бывает – вот здесь мы принимаем нормальные законы и их исполняем, а там у нас политическая поляна, там и законы у нас размытые, и применение избирательное, и вообще творим всё, что хотим. Раз возникнувшее разложение распространяется по всей системе медленно и неотвратимо. Плюс к тому же созданная и запущенная машина репрессий требует постоянной подкормки жертвами, да ещё и охотно позволяет использовать себя в интересах отдельных групп. Весь год продолжалось постыдное издевательство над «Свидетелями Иеговы». Всё так же сажали и продолжают сажать по обвинению в госизмене, причём обвинения становятся всё более абсурдными, а сроки больше, чем за предумышленное убийство. Последний случай с Иваном Сафроновым оказался особенно выдающимся – за почти полгода так и не смогли придумать для него обвинение, тем не менее, никто не сомневается, что его осудят, и на приличный срок.
И всё так же репрессивная машина продолжает использоваться во внутриэлитных конфликтах, хотя в основном на нижних и средних этажах властной пирамиды. Из крупных фигур в этом году арестовали только губернатора Хабаровского края Сергея Фургала, и так же как с предыдущими такими историями остаётся непонятными, было ли это политическое дело или следствие дележа какого-нибудь имущества или просто так фишка легла. А не столь крупные и заметные дела проходят своего рода привычным фоном, на них уже особо и внимания не обращают. Впрочем, и в самой машине подавления напряжение тоже нарастает (если вы искусственно повышаете уровень насилия, не удивляйтесь, что он будет повышаться повсеместно) и там тоже люди не выдерживают напряжения, что и проявилось, например, в предновогодней цепочке самоубийств среди сотрудников Федеральной службы охраны. Самоубийства среди полицейских, даже и высокого звания, стали уже рутиной и проходит почти незаметно, а вот три офицера ФСО за один месяц – это даже по нашим российским меркам крутовато.
С другой стороны, и напряжение в том, что у нас принято именовать «глубинным народом» тоже нарастает, и меры по ограничению активности не особо-то действуют. В Хабаровске полгода длятся протесты с массовыми демонстрациями, и власти, увидев масштаб акции, позабыли про все запреты на такие мероприятия, и просто делали вид, что ничего не происходит в надежде, что оно само рассосётся. Протестующие в Хабаровске, правда, так ничего и не добились, зато в Куштау, когда после разгона палаточного лагеря начала подниматься мутная волне народного гнева, тут же оказалось, что и сами хотели объявить Куштау природным памятником и запретить разработки, и как удачно воля народа совпала с волей правительства. Процесс тоже в общем-то закономерный – в условиях отсутствия инструментов для достижения компромиссов в публичной юридической сфере разрешение конфликтов переходит к силовому варианту в виде уличных протестов.
И если уж говорить о давних тенденциях, то и в целом в ушедшем году продолжался долгий переход российской общественной системы от формальных устойчивых правовых институтов (или хотя бы их более-менее достоверной имитации) к институтам, основанным на ситуативных договорённостях внутри узкого круга лиц и кулуарном принятии решений. А заодно и переход от назначения должностных лиц в зависимости от их компетентности к назначению по степени преданности. Такой переход вполне логичен: в обществе, где власть и богатство сосредоточены в сравнительно небольшом кругу элиты, а общество строится вокруг извлечения ренты нужны именно такие методы управления, те, что Аджемоглу и Робинсон называют экстрактивными. Вообще история Россия последних двух десятилетий – это прямо идеальная иллюстрация к их знаменитой книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные».
Ещё одним крупным политическим событием года стала внезапно всплывшая тема транзита власти. До этого казалось, что российская элита с её любовью к прокрастинации озаботится этой темой году так в 22-м, но почему-то процесс начался гораздо раньше. То ли действительно у Путина какие-то крупные проблемы со здоровьем (как о том шепчут злые языки), то ли он решил сыграть на опережение, в любом случае – процесс, что называется, пошёл. Исполнение получилось, как обычно и бывает в столь непонятной ситуации, суетливо-бестолковым. Основных вариантов транзита просматривается ровно три: Путин передаёт всю полноту власти выбранному им наследнику, а сам исчезает с политической сцены; создаётся новая система политического управления, в которой полномочия распределяются между несколькими должностями, одну из которых занимает Путин; либо же Путин передаёт власть самому себе и продолжает возглавлять страну ещё 6 или даже 12 лет. Судя по тому, как разворачивалась конституционная реформа, окончательный вариант транзита так до сих пор не выбран, поэтому в поправки на всякий случай записали все три (что заставляет вспоминать старую мудрость: если ты при игре в шахматы не можешь определиться со стратегией, лучше действовать вообще без неё, чем реализовать две; а в нашем случае стратегий аж целых три, что придаёт конституционной реформе особо причудливый характер).
В процессе погони за тремя зайцами наши горе-законодатели окончательно угробили даже то слабое подобие конституционной системы, которая у нас имелось, а заодно окончательно дискредитировали Конституционный суд, фактически завершив тем самым процесс обессмысливания судебной системы (с законодательной системой то же самое проделали раньше, в дальнейшем будут добивать исполнительную систему, и тогда уже совсем ничего не останется). Опять же, всё это закономерно и логично, в стране с таким политическим устройством, как у нас, нет нужды ни в Конституции, ни в судах, это всё «факультеты ненужных вещей», говоря словами Юрия Домбровского (который всё больше и больше становится самым актуальным писателем нашей эпохи). И если когда-нибудь Россия попытается перейти к другой модели политического устройства, всё придётся отстраивать заново, что, впрочем, для неё дело обычное, весь XX этим занимались. Да и те же самые Аджемоглу с Робинсоном пишут, что это одна из основных проблем стран, которые остаются в списке развивающихся, что они не могут построить стабильные политические институты, поэтому каждые несколько десятков лет вынуждены их перестраивать. Получается, что ситуация в России развивается строго и чётко по учебнику, как в старом анекдоте: «- больной перед смертью пропотел? – да. – это хорошо»
