Попытки успокоить ситуацию, призвать исламистов к согласию, диалогу и мирному сосуществованию пока что пропадают втуне. В немалой степени это происходит потому, что стороны не в состоянии понять друг друга. Тот же Бенедикт рассматривает джихад не как актуальный и животрепещущий вопрос, а как некое давнее историческое событие, которое имеет к современному исламу такое же отношение, какое крестовые походы имеют к современному католицизму. Кажется, что еще немного и он вполне искренне предложит мусульманам покаяться за то, что они когда-то прошли огнем и мечом по Малой Азии, Африке и Пиренеям. Но для мусульман джихад – не призрак из прошлого, а один из самых животрепещущих вопросов современности. Для них религия – не один из возможных взглядов на жизнь, а центр, смысл и основа существования. Свою точку зрения они переносят на Запад, и все так же и ассоциируют его с христианством, и видят в словах Папы Римского выражение общего мнения Запада, что для Запада, опять же, дико и непонятно. Взаимное непонимание провоцирует агрессию, и мирный, спокойный Запад не знает, что с этим делать. Ислам пользуется западным принципом плюрализма, чтобы навязывать свою точку зрения, а Запад одновременно боится потерять купленные дорогой ценой демократические принципы, показать свою слабость перед мусульманами, которых становится все больше и больше внутри самого западного общества. Запад оказался в неприятной ситуации, когда любой поступок влечет за собой негативные последствия, а бездействие ничего не решает и делает ситуацию только хуже.
Сложившаяся ситуация чем-то напоминает проблему с революционерами-террористами в царской Росси. Убивая чиновников, они вынуждали царизм прибегать к жестоким мерам, и в результате обретали ореол мучеников и возможность обвинить противную сторону в беззакониях и преступлениях. Точно так же, как нынешние мусульманские радикалы, боевики тех времен пользовались широкой поддержкой среди разных слоев населения, политической и финансовой поддержкой. Точно так же власть предержащие ничего не могли поделать с терроризмом. Попытки организовать ответный “белый террор” еще больше дискредитировали правительство, монархистов и умеренных консерваторов. Тогдашнее противостояние закончилось гражданской войной, которая смела и террористов, и правительство, и умеренных. Мне бы хотелось ошибиться, но что-то все больше кажется, что нынешний конфликт между исламом и либеральным гуманизмом тоже закончится большим кровопролитием.
